Чечилия Бартоли выходит на оперную сцену гораздо реже большинства своих коллег, зато ее страсть к перевоплощениям давно бушует в альбомах и сопряженных с ними концертных программах. C 2007 года она успела примерить на себя роли и даже внешний облик романтической дивы Марии Малибран, барочной звезды Фаринелли, композитора-шпиона Агостино Стеффани, а также воплотить собирательные образы певца-кастрата («Sacrificium») и европейской примадонны, гастролирующей в столице Российской империи («St. Petersburg»).
И вот, кажется, делу венец: Бартоли снимает маски и предстает в главной роли своей жизни, называя новый альбом «Queen of Baroque». На обложке — ослепительно красивая самодержица в седом парике, внутри — ключи от покоренных ею городов, то есть компиляция записей прошлых лет, в которых Чечилия открывала миру забытые композиторские имена и партитуры, попутно ведя жатву наград и ставя рекорды продаж.
Слушать альбом в Apple
При этом Decca и Бартоли сделали крайне удачный продюсерский ход: они дополнили коллекцию старых треков двумя мировыми премьерами арий Агостино Стеффани и Леонардо Винчи, тем самым принудив приобрести диск не только поверхностных любителей, но и фанатское ядро бартолиевской публики. Из уважения к верным поклонникам новинки честно поставлены в самое начало альбома — если вы помните все прежние треки наизусть, дальше слушать не обязательно.
Надо сказать, что сама Бартоли королевой барокко себя вряд ли бы назвала, хотя по факту никто не оспаривает или не может оспорить этот ее статус уже 20 лет. Ее аристократизм — не в горделивой самопрезентации, а в формуле «аристократ — тот, кто со всеми общается на равных». Она была, пожалуй, первой оперной богиней, которая сменила котурны на кеды, не стеснялась своих обывательских радостей, готова была перед камерой, как и в ее отсутствие, хохотать до упаду или облизывать пальцы в томатной пасте.
Черты дальновидного монархического мышления проявились у Бартоли позже — когда задолго до брезжащего на горизонте конца карьеры она нанесла судьбе упреждающий удар и обратилась в крупного музыкального деятеля: возглавила Троицын фестиваль в Зальцбурге; организовала благотворительный фонд; заручившись поддержкой настоящего монарха Альбера II, создала в Монако придворный оркестр, а в 2023 году станет еще и интендантом оперного театра Монте-Карло.
Эти должности и деяния, на них совершаемые, — отнюдь не номинальные: превращение Бартоли в одного из лучших импресарио мира действительно восхищает. Но, конечно, всех влюбленных в ее голос больше всего волнует, когда «исполнительная власть» Бартоли иссякнет и королеве барокко останется лишь царствовать над другими. Сетования на то, что голос Чечилии «уже не тот» и ее путешествие по острову сокровищ старинной музыки подходит к концу, в последние годы звучат едва ли не в каждом разговоре о Бартоли. Новый альбом дает на этот вопрос два противоположных ответа — оба верных.
Во-первых, компиляция составлена из записей, осуществленных на протяжении 26 лет — с 1991 по 2017 год. Разница между крайними точками, конечно, слышна (кстати, в пользу 2017-го), впрочем, не меньше слышна и разница в звукорежиссерских решениях, которая делает сравнение не вполне корректным. Но пусть тот, кто уверенно диагностировал начало вокального старения Чечилии, скажем, в 2013 году, послушает этот диск «вслепую» и назовет годы записи треков — хотя бы примерно. Уверен, что ошибок будет не меньше, чем попаданий. Смелый хронологический разброс записей выглядит почти как манифест: Чечилия Бартоли была, есть и будет, ее наследие — единый универсум, ее голос звучит в вечности и времени не подвластен.
С другой стороны, альбом все же не лишен финализирующего оттенка, и для преданного слушателя Бартоли это ожидаемое следствие долгого процесса. Поначалу открывая новые музыкальные миры едва ли в каждом релизе, со временем Чечилия стала повторяться: в 2018 году выпустила вторую пластинку с музыкой Вивальди (альбом «Viva Vivaldi» 1999 года был ее самым большим триумфом), в 2019-м посвятила диск Фаринелли, с которым и прежде многое было связано в ее карьере. Круг будто бы стал замыкаться, и нынешний CD вычерчен тем же циркулем — ведь он обошелся без новых записей, и даже мировые премьеры в нем взяты из давних припасов (это треки, не вошедшие в свое время в альбомы «Mission» и «Sacrificium»).
Однако мне кажется, что эта финализация имеет отношение не столько к карьере Бартоли, сколько к самому королевству, ею возглавляемому. Барочный бум последних десятилетий был неотделим от головокружительного ощущения бесконечности еще не разведанных месторождений: казалось, что мы найдем в архивах столько гениальной музыки, сколько захотим. Сейчас уже понятно, что конец сказки близок, прииск иссякает. Великие барочные композиторы заняли свои заслуженно отвоеванные места в пантеоне, и крупных дворцовых переворотов давно не случается. Чечилии Бартоли повезло родиться в нужное время и стать Колумбом, теперь же нам надо привыкать жить с той Америкой, какая есть.
Но если бы Чечилия была только первооткрывательницей барочных сокровищ, она стала бы главным архивариусом, а не королевой. Ее величие в том, что, вынося на свет неизвестную музыку, она одновременно оказывалась совершенной ее исполнительницей. Думаю, что ей повезло родиться не только в нужное время, но и с нужным набором редчайших качеств, идеально соответствующих эстетике барокко.
В барочной опере непостижимо естественным образом сочетались две субстанции, которые в другие эпохи люди мучительно противопоставляли друг другу или пытались привести к искусственному равновесию, — техника и чувство, виртуозность и страсть. С одной стороны, умопомрачительные колоратуры, бесконечное дыхание, неземная чистота и сила голоса — комплекс достоинств певцов-кастратов, сделавший их музыку неисполнимой для подавляющего большинства не прооперированных вокалистов. С другой стороны, теория аффектов, позволявшая композиторам окроплять публику живой и мертвой водой, ранить и исцелять, проникать в отзывчивые барочные сердца и заставлять их биться в нужном темпе.
Условно можно сравнить это двуединство техники и чувства с телесной красотой и совершенством духа. И самое прекрасное в барокко — то, что в этом дуумвирате нет главного. Никаких «на лицо ужасные, добрые внутри». Колоратуры рвутся наружу и летят в зал, потому что герой переполнен страстью, а в тихой скорбной музыке ты плачешь еще и от невозможной длины певческого дыхания. Тело и дух живут друг в друге, питают друг друга и по отдельности существовать не могут.
Главное чудо Бартоли — в таком же органичном симбиозе техники и чувства. Ей даются самые неисполнимые колоратуры, а она дает новую жизнь самым аффектированным ариям. И поэтому меня волнует не то, сможет ли она через десять лет вытянуть сложные пассажи, а то, что будет с этим ее уникальным двуединством виртуозности и аффекта. Старость может быть красивой — с прекрасными морщинами на благородном лице и с огнем в сердце, — каковой была, например, старость другой королевы, русской почитательницы и знакомой Бартоли Ирины Антоновой. Сможет ли Чечилия стареть так? Проще всего ответить «конечно, да», но наивно гарантировать это за любого человека, включая себя. Есть ведь перед нами примеры российских музыкальных светил, которые, сев на трон, перестали с него вставать и превратились в печальные памятники самим себе.
В общем, «Королева барокко» — такой взгляд назад, после которого с максимальным нетерпением ждешь, что будет дальше. Обстоятельства времени — летаргия концертной жизни, бесконечные отмены всего и везде — только усиливают гнетущее ощущение итоговости. И все же я подозреваю, что в случае Чечилии этот дым скоро рассеется. Ведь на самом деле ретроспективные компиляции появляются в ее дискографии регулярно, а в ее календаре на 2021 год храбро держатся полтора десятка концертов и спектаклей. И верится, что «Queen of Baroque» окажется не выводом, а очередной маской, что Бартоли скинет с себя корону с седым париком и переоденется в кого-нибудь более подобающего ее неугомонной натуре. Да, оперных гениев старины не так много, как мы думали, но Чечилия-то у нас вообще одна. На ее век иссякающих барочных сокровищ точно хватит.