Слушать альбом в Spotify
Киан Солтани – австрийский виолончелист иранского происхождения, родился в семье музыкантов. С четырёх лет он занимался на виолончели, получил хорошее, в полном смысле современное академическое образование. Так, в Базельской академии музыки он занимался у Ивана Монигетти, ученика Ростроповича. Понятие «советская школа» в положительных аспектах всегда означает крепкую техническую базу, в отрицательных – несколько избыточный консерватизм как в отношении репертуара, так и в отношении стиля, возникший по причине изолированности Советского Союза от европейской музыкальной жизни. Однако, Монигетти с 1980-х двигался в том направлении, которое сейчас можно назвать мейнстримом – увлекался одновременно авангардом и восемнадцатым веком, воспринимая последний в традиции исторически информированного исполнительства.
После обучения в Базеле Солтани поступил в Кронберг Академию в немецком Таунусе. Это заведение с самого своего открытия специализировалась на обучении виолончелистов в области камерной музыки, но позже в нём появились классы скрипки, альта, фортепиано – то есть, всех инструментов, которые традиционно составляют камерный ансамбль. Мстислав Ростропович был одним из председателей художественного совета Академии до самой смерти, степень его влияния на обучение конкретного студента, скорее всего, была невилика, но здесь дух важнее буквы. Генетически советская школа дала Киану Солтани универсальность, обучение стилю дало понимание современного аутентичного подхода и, к примеру, сделало возможным удачно сочинять собственные каденции к гайдновским концертам.
С 2015 года Солтани сотрудничает с оркестром Даниэля Баренбойма «Западно-Восточный Диван». Название дано по книге стихов Гёте, диван здесь – транскрипция арабского слова, которое и означает собрание небольших поэм одного автора. Социальной миссией оркестра было наведение мостов между Западом и Востоком, больше культурных, чем политических. Оркестр исполняет классический европейски репертуар состоит из музыкантов ближневосточного происхождения, а в освещении концертов всегда подчёркивается, что существует он во имя мира двух культур.
Что до связи Востока и самого Солтани – она проявляется не в выборе репертуара, а, скорее, в его трактовке. Огненный темперамент (похожий по мощи на темперамент Баренбойма), сильный акцент на чувственные моменты, поэтичность, которая не к современному Востоку, а, скорее, к древней персидской поэзии.
Однако в альбоме «Cello Unlimited» поэтичности нет совсем, но зато темперамент захватывает с первых нот. Если искусство самого Солтани – связывание советского и европейского, существование Дивана – связывание Запада и Востока, то в этом альбоме есть попытка выстроить связь киномузыки и большой классической традиции.
В советском пространстве киномузыка была особым жанром, на который цензура смотрела сквозь пальцы, и поэтому в ней были возможны смелые авангардные эксперименты, о которых нельзя было и помыслить в пространстве официальной культуры. Музыка Голливуда существует совершенно иначе. Само кинопроизводство вполне можно назвать академическим искусством, где есть сложившийся канон того, как нужно писать сценарий, каким по типажу актёрам раздавать в нём роли, с каких ракурсов снимать, как монтировать, выстраивать цветовую гамму и через это добиваться впечатления увлекательности, или, наоборот, замедления ритма и разворачивания глубоких эмоциональных переживаний.
Результат получается чаще всего похож на современную бытовую вещь из премиального сегмента – дорого и по стоимости, и по виду, качественно, но, если посмотреть на весь список предложений – довольно неиндивидуально. Вероятно, это является неизбежной платой за производство в больших количествах.
Музыка к таким фильмам почти всегда играет роль прикладную и создаётся на таком же конвейере, где группа пишущих музыку работает под руководством главного композитора. Заказ, приходящий работникам индустрии похож на заказ балетной музыки прежних времён – двадцать тактов подвижной музыки на вступление в размере две четверти, тридцать два такта вальса, и так далее. Главный композитор отбирает нужное, что-то пишет сам, и потом согласовывает результат с режиссёром, продюссером или музыкальным директором. Из-за специфики процесса результат далеко не всегда можно назвать в полном смысле авторским высказыванием; и поэтому в Америке «композитор» и «голливудский композитор» - две совершенно разные профессии.
Такова музыка Ханса Циммера к «Пиратам карибского моря» (которой, правда, не откажешь в зажигательности и драйве) и «Chevaliers de Sangreal» из «Кода Да Винчи», главная тема из «Идентификации Борна» Джона Пауэлла, «Любовь и смерть» (аллюзия на вагнеровский Liebestod из «Тристана и Изольды») Тома Тыквера, Райнхольда Хайля и Джонни Климека из «Парфюмера».
На другой ступеньке стоит музыка Джона Пауэлла к «Властелину Колец», почти в полном смысле авторская. Сам Пауэлл довольно успешно существует и в мире академической музыки, а запись Киана Солтани, которая является не обычным копированием известных мелодий, а именно попыткой интерпретации, показывает, что потенциал к ней в музыке Пауэлла имеется.
Танго Альфреда Шнитке, «тема Распутина» из музыки к фильму Элема Климова «Агония» про предреволюционные события в России — совершенно другой уровень высказывания, она звучит будто послание из другой вселенной. Оно оказывается шире контекста его появления, сам Шнитке делает его частью первого Concerto Grosso, потом использует в опере «Жизнь с идиотом», где оно приобретает название «Танго в сумасшедшем доме». Сейчас под это танго часто исполняют свои программы фигуристки, оно продолжает звучать в театре, последний пример, где оно стало главной темой – «Гамлет» Льва Додина в МДТ Европы. Эта музыка – вечное движение с замиранием, почти крушением, которое всегда находит новое направление. Его чувственное содержание – отчаяние, выход без выхода, и при этом напоенность абстрактной красотой. Танго всегда про смерть, расставание неизбежно в конце каждого танца, но пока он идёт, есть ощущение полноты жизни и оттого ещё горше думать о её конечности. В исполнении Киана Солтани этой драмы не чувствуется, танго наполнено витальностью, но «склонность русских к минору» вовсе не означает невозможности выбора для исполнения этой музыки других красок.
В альбоме есть две авторские композиции, «Cello Unlimited» и «Intermezzo. A Scene from the Past». Обе они имеют признаки вечного движения, в «Intermezzo» несколько тяжеловатого, в «Cello Unlimited» более активного. Мелодия витиевато движется по ступеням околоромантических гармоний, а сами произведения больше похожи на описание процесса, чем на сформулированное высказывание. Это, с одной стороны, особенность, присущая современному искусству, где художник чаще предъявляет публике «исследование» темы, чем законченный результат этого исследования, с другой – специфика восточного отношения к миру. Мышление народа отчасти произрастает из территории, и если европейское мышление создали города, то восточное – бескрайняя пустыня, которая была за пределами этих городов. И эти две композиции довольно отчётливо показывают её влияние.