Всемирно известный китайский пианист Ланг-Ланг, уже более двадцати лет живущий за океаном и «играющий за сборную» США, одарил мир новым альбомом, вышедшем на лейбле Deutsche Grammophon после достаточно продолжительной паузы. В марте 2017 года через его страничку в «Фейсбуке» поклонники звезды узнали, что у него травма левой руки и по этой причине он прерывает концертную деятельность как минимум до лета. Однако перерыв оказался более длительным: эпизодические появления на публике за прошедшие два года не свидетельствовали о возобновлении интенсивной концертной практики, а самой заметной новостью текущего года, связанной с пианистом, оказалась его женитьба в Париже на коллеге Джине Элис Редлингер.
Тем любопытней новый релиз, содержащий 47 записей, представляющих широкий стилистический спектр: как говорится, «от Баха до…» Помимо величайшего философа музыки в альбоме представлены фортепианные миниатюры Бетховена и Шопена, Моцарта и Дебюсси, Клементи и Мендельсона, Грига и Элгара, Шуберта и Шумана, Чайковского и Хачатуряна и многих других. Неожиданно наряду с великими именами – сочинения Черни и Кулау, которые обычно ассоциируются не с творчеством состоявшихся пианистов, а с учебным процессом по овладению королем инструментов.
Особенно много Моцарта, но даже и он представлен достаточно простыми и весьма популярными опусами. Создается впечатление, что релиз – своего рода проба пера Ланг-Лангом после долгого молчания, когда он словно напоминает о себе и начинает с самого пианистически элементарного, незатейливого, будто тестирует свою технику и артистические возможности: не изменили ли они ему за месяцы бездействия?
Возможно, это не так и мотив у пианиста совсем иной, но, так или иначе, содержание диска – практически сплошь что называется «детский» репертуар и / или «репертуар бисовок», которыми обычно угощают публику после сложной программой, своего рода легкий релакс после глубоких раздумий. Ланг-Ланг не заставляет слушателя поднапрячься, подумать, сосредоточиться – нет, он приглашает его отдохнуть, вспомнить хорошо знакомое, словом, комфортно развлечься. «Его игра отвечает невзыскательным вкусам», - скажет кто-то и будет одновременно и прав, и не прав.
Когда слушаешь Ланг-Ланга и, в особенности, когда видишь его игру в концертном зале или на видеозаписи, всегда невольно отвлекаешься от собственно его пианизма на внешние проявления его артистической натуры: выразительные гримасы, эффектные движения, выдающие подчеркнутую, обостренную чувственность, гипертрофированную эмоциональность. Этот утрированный сентиментализм обычно очень мешает на его выступлениях погружаться собственно в создаваемый им звуковой мир. Удивительно, но даже в его аудиозаписи, когда ты лишен возможности его лицезреть, сохраняется стойкое ощущение, что ты все равно как бы видишь по-театральному раскачивающегося за роялем именитого китайца, словно шоу, которое, безусловно, является неотъемлемой частью его живых концертов, продолжается даже в тон-студии и им проникнут сам звук. Подчеркнутая театральность, кому-то импонирующая, кого-то раздражающая, она – очевидный маркер стилистики Ланг-Ланга, она же сконцентрирована в его звучании.
Даже когда случаешь, например, такое известное сочинение как бетховенское «К Элизе», ощутимо мешает подчеркнутая, словно настойчиво навязываемая, выпячиваемая музыкальность артиста, которой он любуется и даже кичится: слишком сглаженные концы фраз, подчеркивание, даже прочерчивание отдельных голосов, иной раз – и второстепенных подголосков, линий, что нередко отвлекает на эти штрихи и мешает восприятию целого. Слишком много в его игре своего рода «назойливых бантиков», разглядывание которых и самим пианистом, и его слушателями, не дает сосредоточиться на главном, не дает увидеть общую картину.
В Прелюдии Баха Ланг-Ланг старательно подчеркивает все гармонические модуляции, и от этого та великая простота, которая заложена здесь – своего рода загадочная, неброская улыбка Моны Лизы – совершенно ускользает, уступая место приторности и слишком старательной выделке деталей произведения. Фактически пианист романтизирует Баха, ищет и находит в его голосоведении излишне сентиментальные струны, и оттого Бах у него получается похожим на Шопена или Листа. Стилевое смешение, столь порицаемое сегодня не только пуристами, но вообще уже ставшее синонимом плохого вкуса в исполнительстве, словно подается как новизна интерпретации, ее индивидуальность.
При этом и исполнение романтической музыки не лишено спорных мест. Например, «К весне» Грига пленяет красивым началом, экспозицией пьесы, но следующая затем разработка подается слишком драматично в нижнем голосе и необъемно, несколько плоско в верхнем, отчего романтический настрой и то самое ощущение приближения весны, которое здесь необходимо по содержанию, не проявляется. Вместе с тем, необходимо отметить превосходное качество записи как таковой, ее отличные технические характеристики. Для пианиста характерно хорошее прикосновение, прекрасные трели – это та внешняя оболочка, которая свидетельствует о его высоком положении в исполнительском бизнесе, о его репутации виртуоза. Особенно удачны моцартовские страницы – произведения этого автора проинтепретированы особенно вдумчиво, с учетом традиций, которые приняты в этой стилистике (например, в сонате 16 при повторении экспозиции Ланг-Ланг добавляет украшений, что не только обоснованно, но даже необходимо).