Muzium

Кароль Моссаковский: «В нашем деле важно иметь много источников вдохновения»

Интервью
Органные вечера в Зале Чайковского всегда славились выступлениями именитых мэтров. В сезоне 2020/21 Московская филармония решила сменить тренд и представила новое поколение европейских органистов – победителей самых престижных конкурсов. И вот один из них, Кароль Моссаковский, возвращается в Москву с новой программой. Молодой музыкант из Польши давно связал свою жизнь с Францией, сильной органной державой, привлекавшей его с юности, но в КЗЧ будет играть музыку немецкую. Причем формат для этого зала он предложил непривычный: орган будет звучать как соло, так и с оркестром. Об этой программе, своем музыкальном детстве, любви к импровизации и важности разных творческих амплуа Кароль рассказал пресс-секретарю филармонии Наталии Сурниной. 

Сокращенная видеоверсия интервью:


– В прошлом году вы познакомились с органом Зала Чайковского. Поделитесь своими впечатлениями.

– В первую очередь – волнение и ощущение счастья от выступления в таком легендарном зале. Немного нервничал, не знал, как примет публика, понравится ли им? Я помню много сильных эмоций, обостренных ковидным временем. 
Орган Зала Чайковского – очень хороший инструмент со множеством прекрасных регистров. Я ищу в органах, на которых играю, – особенно в концертном зале – особое звучание, убедительное для неорганной публики. Чтобы люди, которые привыкли слушать оркестр или фортепиано, сказали: да, орган – это здорово, это интересно! На органе Зала Чайковского мне очень понравилось играть. 

– Свою новую программу вы составляли в соответствии с индивидуальностью инструмента?

– Конечно, я запомнил те регистры, которые звучат особенно хорошо, и учитывал характеристику органа в сентябрьской программе. Знакомство с органом всегда очень помогает. 

– В России на концертах орган обычно звучит или соло, или с оркестром, а вы в один вечер представите его в обоих амплуа. Это ваша идея?

– Да, обычно мы играем либо соло весь вечер, либо концерт для органа с оркестром в симфонической программе. Но соединить одно и другое – действительно оригинальная идея, хотя и не моя. Результат фантастический, потому что дает возможность услышать будто бы два разных оркестра. Думаю, и публике очень интересно увидеть разные возможности органа. 

– Да, орган часто сравнивают с симфоническим оркестром по звуковому богатству. Насколько ли они равнозначны, на ваш взгляд? 

– Конечно, не равнозначны, но орган в своем роде – тоже оркестр. Просто другой, звучание совсем иное. Но действительно здорово, когда есть возможность соединить орган и оркестр, потому что микс двух таких разных типов звучания получается поразительный.

– В вашей сентябрьской программе барокко и романтизм представлены двумя парами композиторов: Бах – Гендель, Брамс – Райнбергер. 

– Я исходил из того, что было бы прекрасно составить программу из двух совершенно разных частей, и постарался найти между ними связь. Брамс и Райнбергер оба были абсолютно влюблены в музыку Баха, в баховский гений. И оба играли на органе; мало кто знает, но в молодости Брамс писал органные прелюдии и фуги, чтобы совершенствовать свое композиторское мастерство, а затем вернулся к органу в последний год жизни. Эта связь с Бахом и есть ключ к пониманию программы. Думаю, дух Баха будет витать в зале на протяжении всего концерта. 

– Бах был церковным органистом, а Гендель – концертным. В чем, на ваш взгляд, разница между их стилями?

– Могу ответить на примере пьесы, которую буду играть, ведь я как раз хотел представить не сугубо церковного Баха: Прелюдия и фуга [pе мажор, BWV 532] такие виртуозные – это блестящая увертюра для начала концерта. Так что в данном случае сочинения объединяет концертный стиль, а не религиозность, которая часто присутствует у Баха. 



– Расскажите немного о себе. Вашим первым учителем музыки был отец, он органист? 

– Да, и для меня было абсолютно естественным начать играть на разных клавишных инструментах: у нас дома были фортепиано и синтезатор, а через дорогу – церковь с органом. Если ребенок постоянно видит играющего отца, конечно, он захочет так же. Здорово, что у меня была возможность начать так рано: в три года я уже играл мелодии, а отец помогал мне подбирать левую руку. Есть забавные видео, где я пятилетний играю песенки двумя руками. Я совершенно счастлив, что у меня такой отец. 

– Он церковный органист? Получается, вы начинали свой путь, как многие органисты времен барокко?

– Именно, и на органе всегда звучало много музыки Баха. Но не только – у нас был фантастически богатый репертуар с произведениями XIX века и современными сочинениями. Да, отец не исполнял Баха все время, он играл даже популярную музыку и веселые песенки. Все это было очень полезно для меня, потому что я – маленький ребенок – каждый раз был захвачен музыкой, и это рождало мотивацию.
Мне повезло, у меня два младших брата, но отец никогда не заставлял нас заниматься. Мы были очень свободны. Думаю, это помогло нам сохранить страстную любовь к инструменту, ведь сложно поддерживать интерес ребенка к занятиям, если слишком его заставлять – это частая проблема в семьях, где дети видят блестящих родителей-музыкантов, а сами играть не хотят. Мне сейчас 31 год, и каждая встреча с органом вызывает трепет. 

– В детстве отец брал вас играть на службе? 

– Конечно. А еще я играл на синтезаторе в школьной поп-группе. Когда стал сопровождать службы – не помню; тогда же, когда научился играть двумя руками. Мы играли вдвоем с отцом. 

– Молодому органисту из Польши гораздо проще поехать учиться в Германию, но вы выбрали Францию. Почему? 

– Я с самого начала знал, что мое место во Франции: мой профессор по классу органа принадлежит именно французской школе органной игры, и я много играл французский репертуар, учился импровизировать, мне очень нравится характерное звучание французского органа. Ведь французская и немецкая школы совершенно разные. Я чувствовал, что люблю французскую музыку, что мое место тут, и вот уже 11 лет я живу во Франции. 

– У вас репутация не только виртуоза, но и импровизатора. Сейчас искусство импровизации не так необходимо для органиста, как прежде; почему вы решили им серьезно заняться? 

– Потому что я начал с импровизации. Я уже упоминал, что очень рано начал заниматься музыкой; я был слишком маленьким, чтобы играть по нотам, поэтому просто слышал песню и пытался ее подобрать на фортепиано, а добавление левой руки – это уже и есть импровизация. Думаю, у многих так; несколько лет я преподавал семилетним детям, они только начали заниматься и читать ноты, и я старался с ними импровизировать – какое потрясающее у них воображение! Да, их игра далека от совершенства, но если просишь изобразить грозу или какую-то веселую историю, они свободно создают музыку с помощью своей бесконечной фантазии. Так что проблема в системе, где мы сразу начинаем с того, что учимся читать ноты, и не уделяем время развитию этих творческих способностей. Но для меня импровизация с самого начала была естественным способом выражать что-либо с помощью музыки. 

– Вы занимаете пост титулярного органиста в Лилле. Как часто импровизируете в церкви?

– Постоянно. Здорово, что в службе есть моменты, когда органист должен создавать атмосферу, благодаря которой люди чувствуют, что находятся в определенной части богослужения. Прекрасно иметь возможность создавать особую музыку для особого момента! Вот почему я – церковный органист. Это как музыка в театре или в кино, где ты должен в совершенстве чувствовать и уметь передавать атмосферу каждого мгновения. Но импровизация, конечно, принадлежит не только сфере церковной музыки. Я часто импровизирую на концертах – или на бис, или между двумя сочинениями; так я хочу внести в выступление что-то особенное, то, что после окончания концерта перестанет существовать. 

– Кто оказал на вас влияние как на импровизатора?

– Все мои учителя и вся музыка, которую я люблю, в том числе русская – Рахманинов, Скрябин, Стравинский. В нашем деле важно иметь много источников вдохновения: ты их внутренне ассимилируешь и получается новый синтез. Так постоянно происходит в истории. Взгляните на Баха, как многочисленны у него влияния разных стилей: Северная Германия и Букстехуде, Франция, Италия… Он знал всю эту музыку и умел писать в любом стиле – причем стиль определяется безошибочно, но ты всегда поймешь, что это Бах.

– Какие у вас главные источники вдохновения? 

–  Мои учителя – Тьерри Эскеш, Филипп Лефевр, конечно же, Оливье Латри, один из титулярных органистов Собора Парижской Богоматери, и композиторы, которые были великими импровизаторами, – Пьер Кошеро, Шарль Турнемир. 

– Интересно, что вы не назвали Мессиана. 

– Я как-то забыл, ведь само собой разумеется, что Мессиан – основа современной музыки для любого органиста, и я играю все больше его сочинений. Он столь грандиозная фигура, что нужно быть осторожным – вокруг так много Мессиана, ты отовсюду слышишь «Мессиан, Мессиан, Мессиан», что нужно обязательно найти что-то свое. В импровизации очень важно обрести собственный стиль, а для этого нужно много источников вдохновения. 

– Что такое титулярный органист собора – понятно. Но вы еще и резидент Радио Франс. В чем заключается ваша работа там?

– Это особый вид резидентства. У нас много концертных проектов, где звучат орган и оркестр, орган и хор, но есть и важные педагогические задачи – мы проводим презентации органа для широкой публики. Это нужно, чтобы находить новую аудиторию. В России ситуация иная, здесь люди знают орган как концертный инструмент, а во Франции ты слышишь орган на похоронах и свадьбах, для общества это инструмент церковный. Моя задача – показать людям, что орган – обычный инструмент, как фортепиано или скрипка, с фантастическим звучанием и огромными возможностями. Мне очень нравится миссия продвижения органа, она необходима для нашего будущего. И я вижу, как счастливы и воодушевлены люди, ведь они обычно не подозревают, что орган может так много. 

– Орган – инструмент, который тесно связан с прошлым. Вы не хотели бы родиться в другом столетии?

– Иногда мне кажется, что было бы здорово жить во Париже XIX века. Или в начале ХХ. Думаю, это было потрясающее место для искусства вообще и органа в частности. Но, честно говоря, обычно я о таких вещах не думаю, жизнь коротка и надо многое сделать. Так что давайте принимать ее такой, какая она есть, и делать что-то особенное.